Гуковский М.А. Механика Леонардо да Винчи, 1947

Предыдущая страницаСледующая страница

Часть третья. ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ
- Глава 1. ФЛОРЕНЦИЯ

§ 1. Формирование

В флорентийском кадастре — описи имущества, составлявшейся для определения размеров податей и налогов, старый Антонио да Винчи, сын нотариуса Пьеро да Винчи, в свою очередь бывшего потомком ряда нотариусов, в 1457 г., после перечисления своего недвижимого и движимого имущества, занес, как это требовалось формой, следующий список лиц, входивших в его семью:

"Антонио (названный выше), 85 лет.

Монна Лучиа, моя жена, 65 лет.

Сер Сер Пьеро, мой сын, 30 лет.

Франческо, мой сын, живет в деревне и ничем не занимается, 22 года.

Альбиера, жена названного Пьеро и моя сноха, 21 год.

Леонардо, незаконный сын названного Сер Пьеро, рожденный им от Катерины, теперь жены Аккатабриги ди Пьеро дель Вакка из Винчи, 5 лет".

А в старческом дневнике того же Антонио да Винчи находим запись: "1452 г. родился у меня внук от сера Пьеро, моего сына, 15 апреля, в субботу, в 3 часа ночи. Получил имя Леонардо. Крестил его священник Пьеро де Бартоломио да Винчи" Приведенная запись впервые введена в научный обиход в цитированной 
выше книге Leonardo da Vinci, в статье С Baroni, опирающейся на разыскания Мallеr´а. Там же 
приведена (р. 7) ее факсимильная репродукция.

Таковы первые документальные упоминания о будущем великом художнике и ученом.

Как видно из записей, Леонардо родился в 1452 г. и был внебрачным сыном молодого нотариуса Пьеро да Винчи и какой-то Катерины, позднее вышедшей замуж за другого.

Место рождения Леонардо — крошечный городок Винчи расположен на вершине одного из покрытых виноградниками и лесом холмов — отрогов Монте Альбано, который отделяет флорентийскую долину от равнины города Пизы. Городок этот входил во владение Флоренции, до 1364 г. сохраняя некоторые остатки феодальной самостоятельности; после этого года он стал местечком, непосредственно управляемым флорентийским чиновником (podesta).

Немногочисленное население Винчи состояло главным образом из скромных землевладельцев. Небольшие участки заключали, как мы это можем видеть из той же записи в кадастре Аптонио да Винчи, клочок пахотной земли, виноградник и несколько оливковых или плодовых деревьев и обрабатывавшихся самим владельцем или арендатором, отдававшим владельцу половину урожая в зерне, вине и прованском масле натурой. Нотариусами этих скромных мелких провинциалов и были из поколения в поколение предки Леонардо. Уже в 1339 г. на документах имеется подпись нотариуса сера Гвидо да Винчи, сына нотариуса сера Микеле да Винчи. Прадед Леонардо сер Пьеро покинул Винчи, живя и работая главным образом во Флоренции, где добился положения нотариуса Синьории. Сын его Антонио — единственный из рода не нотариус, женатый, зато, на дочери нотариус, опять плотно оседает в Винчи и ведет здесь мирную рядовую жизнь: так же живет и его младший сын Франческо, дядя Леонардо.

Отец Леонардо — Пьеро да Винчи, очевидно, унаследовал черты своего деда и тезки. Уже молодым нотариусом (в нотариат он вступил не позднее 1448 г., т. е. девятнадцати лет) он подолгу живет во Флоренции, где учится и, очевидно, работает, но основным местом его жизни остается все же Винчи. Литературная традиция обыкновенно рядила мать Леонардо в наряд крестьянки и с пафосом говорила о могучем порыве, соединившем молодого, энергичного нотариуса с здоровой и жизнерадостной жительницей гор и давшем жизнь гениальному художнику. Но фактически никаких сведений ни о социальном происхождении матери Леонардо, ни о ее характере и жизни мы не имеем.

В том же 1452 г., в котором увидел свет Леонардо, отец его женился, а затем, после смерти первой жены в 1468 г., женился вторично на пятнадцатилетней девушке. Ни от первой, ни от второй жены он детей не имел. Леонардо жил в доме отца как единственный ребенок, получая, очевидно, нормальное для своего круга воспитание: школьное обучение латыни, богословию, основам арифметики. Вряд ли еще что-нибудь дало ему его мирное детство в комнатах скромного домика на тихих улицах Винчи. Пока рос, учился и рисовал юный Леонардо, отец его делал карьеру и богател; его недвижимое имущество росло и множилось. Сначала имевший большую часть работы в Пизе, он развил свою деятельность и во Флоренции, где в 1467 г. работал юрисконсультом монастыря св. Марии на Горе, а в 1468 г. получил высшую должность нотариуса республики. В 1469 г. умер отец Пьеро — Антонио, и отчасти в связи с этим, отчасти из-за все упрочивавшегося положения во Флоренции он переехал в столицу.

Точное время переезда Пьеро во Флоренцию неизвестно; по всей вероятности, он произошел между 1468 и 1470 гг. Также точно неизвестно, когда, но, по-видимому, в 1466 г., отец перевез четырнадцатилетнего Леонардо, проявлявшего (по Вазари) уже с раннего детства способности к рисованию, во Флоренцию, где он постоянно бывал по делам, и отдал его учеником в мастерскую знаменитого флорентийского художника и скульптора Андреа Вероккио (1435— 1488). Здесь Леонардо и поселился по старой традиции цеховых учеников, распространявшейся и на еще не выделившийся из ряда других цехов — цех живописцев.

Живя в захолустном Винчи, мальчик, а потом юноша, получал от своего отца, постоянно бывавшего в столице, свежие политические, скандальные и художественные новости, и несомненно, был в курсе того, что делалось во Флоренции, этих итальянских Афинах XV в. Поступив в мастерскую Вероккио скромным учеником, он вышел из нее через пятнадцать лет мастером, вызывавшим удивление, восхищение и зависть.

А во Флоренции семидесятых годов XV в. было что посмотреть и чему научиться. Как раз в это время на все более разваливавшемся фундаменте промышленности, торговли, банков- ского дела, при все более тираническом и хищническом хозяйствовании семейства Медичи, литература, живопись, скульптура, архитектура расцветали с невиданным блеском. Двор Медичи представлял собой коллекцию крупнейших талантов, бурное творчество било ключом, когда восемнадцатилетний Леонардо появился на шумных улицах Флоренции и впервые взялся за кисть в мастерской Вероккио.

В 1469 г. умер Пьеро Медичи, и некоронованным властителем Флоренции стал Лоренцо, прозванный Великолепным, — самый ловкий из ловких тиранов итальянского Возрождения, самый щедрый из его меценатов и самый талантливый из его поэтов.

Лоренцо, бывший на три года старше Леонардо, уже во время правления своего отца прославился своей страстью к поэзии и безумной роскоши, проявлявшейся в бесконечных празднествах, маскарадах, джострах. Эта роскошь достигла апогея в знаменитой джостре Лоренцо 1468 г., описанной многими восхищенными хронистами и поэтами. Лоренцо, несомненно, рассчитывал на политический эффект. Он ставил себе задачей отвлечь внимание населения от все ухудшавшегося хозяйственного положения, создать впечатление богатства, благосостояния и прочности режима, упрочить положение рода Медичи как правящей династии. Многие понимали истинную подоплеку "великолепия" Лоренцо, а смертельный враг и обличитель рода Медичи Савонарола прямо говорил, что они устраивают празднества для того, чтобы пускать пыль в глаза простому народу. Тем не менее, внешняя веселость, пышность, маскарадная суета уличной жизни Флоренции, несомненно, оказали большое влияние на молодого Леонардо. Мы не знаем неточностью, принимал ли он сколько-нибудь активное участие в устройстве бесчисленных медичейских праздников; но позднейшая его деятельность в качестве устроителя празднеств при Миланском дворе подтверждает правильность этого предположения, а слова анонимного биографа Леонардо о том, что он был в тесной дружбе с Лоренцо Медичи, превращают это предположение в почти полную уверенность.

Как бы то ни было, но любовь к пышности, параду, костюму, вряд ли приобретенная Леонардо в захолустном Винчи, очевидно под влиянием этих первых впечатлений юности, осталась у него на всю жизнь.

Об этой любви Леонардо к роскоши, почти всегда не по средствам, — к многочисленным слугам, породистым лошадям, оригинальным, слегка причудливым костюмам, говорят все биографы его, так же как и о его исключительно красивой внешности и физической силе. Предание, довольно старое и упорное, хотя и не подтверждаемое документальными свидетельствами, считает портретом Леонардо в первые годы его пребывания во Флоренции изображение архангела Михаила на картине неизвестного художника (скорее всего Боттичини или Вероккио). На картине изображен юноша очень высокого роста, со спокойным лицом исключительной красоты. Описаниям биографов и общему впечатлению от личности Леонардо этот образ соответствует вполне, но является ли он действительно его портретом, мы вряд ли когда-нибудь узнаем, так как и тот старческий автопортрет, который обыкновенно воспроизводится биографами Леонардо и изображает лысую, необычайно значительную голову с длинной развевающейся бородой, густыми бровями и сверлящим умным взглядом, не является несомненным его портретом.

Красивая, выделявшаяся из толпы внешность, исключительная физическая сила, любовь и уменье оригинально и ярко одеваться, страсть к широкой жизни, наконец, приобретенная, очевидно, в эти молодые годы любовь к празднествам, спектаклям, маскарадам, — таковы внешние черты, которыми отличался молодой ученик Вероккио. Черты эти существенны, но они дают только декоративное обрамление тому сложному комплексу внутренних свойств и качеств, который тоже, несомненно, начал формироваться в первые годы жизни Леонардо во Флоренции.

Вазари рассказывает, что Леонардо занимался рисованием, еще будучи ребенком, в Винчи, и что отец его, бывший другом Вероккио, желая определить будущую карьеру сына, повез ему однажды рисунки Леонардо, которые восхитили Вероккио, следствием чего и было поступление Леонардо в учебу к последнему.

Действительно ли это так, мы не знаем, так как сведения, сообщаемые Вазари, писавшим почти через сто лет, и притом на основании расспросов и рассказов; не всегда достоверны. Несомненен факт ученичества Леонардо у Вероккио, как, несомненно, и то, что вследствие случайной старой дружбы Вероккио с отцом Леонардо или же хорошего вкуса последнего выбор учителя был исключительно удачен.

Как уже неоднократно упоминалось, изобразительные искусства переживали в этот момент во Флоренции период совершенно исключительного, можно сказать лихорадочного расцвета. Со времени творчества Джотто, впервые внесшего в феодально-статическую иконную живопись разлагающий ее, но созидающий новое искусство дух реализма и индивидуальных эмоций, и Мазаччио — создателя живописного стиля Возрождения — Флорентийская школа стала определенно ведущей в художественной жизни Италии, а с ней и всей Европы.

Здоровый реализм, внесенный в живопись Мазаччио (1401—1428), интерес к живому, объемному человеку и обрамляющему его пейзажу идеально отвечали запросам и вкусам крепких, проводивших реальную завоевательную политику как в своем доме и лавке, так и в своем городе- государстве буржуа раннего флорентийского Возрождения. Искусство, нашедшее формы, адекватные социальному заказу, и притом нашедшее их в момент экономических, социальных и политических побед, вызвало исключительный взрыв энтузиазма и восхищения. Вопросы живописи, скульптуры, архитектуры обсуждались в государственных учреждениях наравне с важнейшими политическими вопросами; художник был одной из центральных фигур общественной жизни. Естественно поэтому, что крупные события в области искусства дают на такой почве исключительно обильную жатву, — ряд художников, ступенька за ступенькой, ведет искусство вперед. Слегка беспомощный и нежный полумонах-полуавантюрист Филиппе Липпи (1406—1469), чудаковатый фанатик перспективы Паоло Учелло (1397—1475), внешне наивно парадный и веселый Беноццо Гоццоли (1420—1497), страстно изучающий анатомию, стремящийся к яркой иногда преувеличенной экспрессии Антонио Полайоло (1429—1498), наконец сухой, теоретический, немного загадочный учитель Леонардо — Андреа Вероккио, — вот те художники, произведения которых смотрели на юного Леонардо со стен соборов, церквей и дворов Флоренции, на которых он учился и от которых, как всякий крупный и оригинальный художник, отталкивался.

Но Вероккио был не только живописцем; вернее, он был, в первую очередь, не живописцем: скульптор-экспериментатор, глава значительнейшей школы в этом искусстве, он создал действительно бессмертные произведения (Давид, сомневающийся Фома и особенно одно из величайших и характернейших произведений Возрождения — конная статуя Бартоломео Коллеони), и потому естественно, что и этому искусству учился в его мастерской Леонардо, что выдающиеся произведения этого искусства также влияли на юного венецианца.

Еще более крупной фигурой, чем Мазаччио в области живописи, явился во флорентийской скульптуре раннего Возрождения Донателло, который не только внес в искусство те жe соответствующие социальному заказу исторического момента черты здорового, резкого и прямого реализма, совмещаемого с освоением античных канонов, но и дал ряд скульптурных творений, не превзойденных до появления скульптур Микель Анджело. Его святой Георгий, его так называемый "Плешивый" (цукконе) и другие статуи в нишах колокольни собора и цеховой галереи Ор сан Микеле, несомненно, не раз привлекали к себе внимание бродившего по улицам Флоренции Леонардо и тщательно изучались в мастерской Вероккио, во многом, очевидно, шедшего по стопам великого учителя. Так, Давид Вероккио является как бы репликой Давида Донателло, но только репликой, выполненной в новых формах, отвечающей запросам другого времени; конная статуя Коллеони служит как бы параллелью конной статуе Донателло — знаменитому Гаттамелате. Наконец, как прямой символ преемственности, в одной из мраморных ниш Ор сан Микеле, выполненных Донателло, Вероккио ставит свою группу Неверия Фомы, в исполнении которой легенда приписывает некоторую роль Леонардо. Так от зачинателя флорентийской скульптуры Донателло, величайшего мастера раннего Возрождения тянется сложная, но многозначительная цепь к величайшему мастеру Возрождения высокого.

Наряду с гигантом Донателло, несомненно, влияли на Леонардо и другие крупные скульпторы; полный жизни и античных реминисценций Лоренцо Гиберти — автор дверей флорентийского Баптистерия, хорошо выполненная копия которых украшает двери ленинградского Казанского собора; поверхностный, возводящий характерное к канонически красивому Дезидерио да Сеттиньяно; автор весело блестевших на многих фасадах Флоренции терракотовых, покрытых яркими цветными эмалями барельефов Лука делла Роббиа и др.

Живопись и скульптура были, конечно, основными профессиональными занятиями Леонардо в школе Вероккио, но наряду с ними он уже в это время формировал свои познания в технике и в ее научной базе — математике. В биографии Вероккио Вазари отмечает усиленные и серьезные занятия его математикой — в первую очередь геометрией, которой он, несомненно, обучал и своих учеников. Вероккио был одним из очень ярких и характерных представителей той группы художников-техников XV в., с деятельностью которых мы познакомились в предыдущей части. Подобно Брунеллески и Франческо ди Джиорджио, он должен был сам прокладывать пути своей многогранной деятельности. Как и они, Вероккио был ремесленник по происхождению, образованию и всей своей творческой физиономии. Чтобы итти нога в ногу со своим временем, пульс которого он, будучи плотью от плоти его, превосходно ощущал, Вероккио беспрерывно экспериментировал, искал, впадая иногда в сухой схематизм, но иногда достигая и больших высот творческого совершенства. Понятно, что, как и все представители этой группы, Вероккио ощущал недостаточность теоретической базы для своей работы и беспрерывно наталкивался на необходимость обосновать свою техническую деятельность какой-то общей теорией; отсюда усиленный интерес как его, так и его школы к математике, интерес, передавшийся и наиболее чуткому из его учеников — Леонардо.

Живописец, скульптор, техник, Вероккио выполнял и отдельные архитектурные работы, в частности завершил строительство купола Флорентийского собора, столь блестяще возведенного Брунеллески. Леонардо, при котором, по-видимому, эта работа проходила, не мог не поддаться той строительной и архитектурной лихорадке, которая царила в это время во Флоренции. Магнаты и богатей, чувствуя непрочность своего могущества, спешат строить, украшать, отделывать свои дворцы, фамильные церкви и капеллы; все более разоряющийся город пышным строительством общественных и частных зданий пытается убедить весь мир, и самого себя, прежде всего, в незыблемости своего благополучия.

Новые церкви: создания Брунеллески — св. Лаврентия, капелла Пацци, св. Духа; создания Микелоццо — св. Марка; создания Альберти — санта Мария Новелла; новые дворцы: Питти — работы Брунеллески, Медичи — Микелоццо, Строцци — Бенедетто да Майано, вырастают на улицах Флоренции, строгие, спокойные, часто суровые.

Эта бурная строительная работа, требовавшая глубокого развития тех математических знаний, начатки которых были заложены школой Вероккио, не могла не захватить юного Леонардо, приехавшего из тихого Винчи, в котором солидный двухэтажный дом, конечно, являлся диковиной.

Но занятия архитектурой, основанные на углубленном изучении математики, обыкновенно, — даже, пожалуй, всегда, — делали архитектора, как мы это подробно указывали во второй части, не только строителем зданий, но и инженером в широком смысле слова — строителем крепостей, каналов, портов, проектировщиком осадных орудий, устроителем и монтировщиком театральных спектаклей.

Художественная, техническая деятельность сменялась временами у молодого Леонардо чтением книг, нередко научных, и научными занятиями, правда довольно случайными. Однако занятия эти отнюдь не сделали юного художника ученым профессионалом, не ввели его также в ряды тех насквозь пропитанных античной литературой людей, которые составляли цвет "интеллигенции" XV в.

Стало ходячим мнением считать для Леонардо счастливым то обстоятельство, что он не был "образованным человеком" с точки зрения высшего общества своего времени, что, несмотря на всю заманчивость и блеск круга придворных, сгруппировавшихся вокруг Лоренцо Великолепного, он не примкнул полностью к этому кругу, в котором все же вращался, и устоял перед чрезмерным увлечением античностью. Зато он, конечно, уже в эти годы своей юности внимательно читал и изучал произведения тех из схоластических писателей, которые разрабатывали вопросы математики, механики, физики, космогонии. К ним прибавлялись те из античных писателей, которые оставили произведения в области этих дисциплин. Как и под чьим влиянием пришел Леонардо к такому чтению, мы не знаем.

Проявилось ли тут влияние отца, настроенного, подобно большинству нотариусов, несколько консервативно и рекомендовавшего сыну читать старых докторов богословия — предмет изучения в университетах, еще остававшихся на позициях схоластики; сказалось ли детство, проведенное в провинциальном городишке, где любознательный мальчик встречал только те книги, по которым учились его отцы и деды, — определить трудно. Возможно, что сказались также литературные интересы еще почти полностью сохранившей цеховую замкнутость мастерской Вероккио, интересы, враждебные литературным вкусам верхушки, вышедшей из семьи этих же цехов, но все более бесцеремонно командовавшей ими. Как бы то ни было, мы можем почти с полной уверенностью утверждать, что уже в это время Леонардо начал читать космологические и астрономические работы Альберта Великого, математические, механические и космологические работы Альберта Саксонского, геометрию Евклида и физические и механические сочинения Аристотеля. Вместо изящной и напыщенной прозы Фичино, вместо блестящих и точеных стихов Полициано, молодой художник ломал голову над сухими физическими рассуждениями схоластов и в результате этого чтения совсем иными глазами стал смотреть на пеструю жизнь современной Флоренции, чем большинство окружающих.

О том, как складывалась жизнь Леонардо во Флоренции, мы знаем мало. В первые годы своего ученичества у Вероккио Леонардо, как это часто, даже почти всегда, делали цеховые ученики, жил в доме своего учителя. Отец его в это время оставался в Винчи и бывал во Флоренции только наездами.

В 1469 г., как сказано выше, умер дед Леонардо — Антонио. Примерно в то же время Пьеро, положение которого все более упрочивалось (в 1469 г. он был юрисконсультом богатого монастыря св. Аннунциаты), переселился во Флоренцию, где он снял половину дома и нанял прислугу. Переселил ли он к себе семнадцатилетнего Леонардо, или последний продолжал жить у своего учителя, — мы не знаем, хотя обычно исследователи считают, что период времени с 1469 по 1472 г. Леонардо провел в доме отца. Впрочем, особого значения это не имеет; важен тот факт, что все более богатевший, все более приближавшийся к правящей верхушке отец жил поблизости; атмосфера его буржуазного дома служила как бы противовесом богемно-цеховой атмосфере мастерской Вероккио, и он всегда мог оказать материальную поддержку любящему роскошь красавцу-сыну.

В 1472 г., т. е. по истечении обычного срока в шесть лет Леонардо кончает учение у Вероккио, получает звание мастера и записывается в цех художников, внеся положенный: членский взнос и отчисление на годовой праздник патрона цеха художников — св. Луки. После этого он, однако, продолжает работать и, по всей вероятности, жить в мастерской Вероккио, помогая последнему в его работе.

С этого времени, очевидно, началась самостоятельная деятельность Леонардо и в значительной мере сформировалась его творческая личность. Он вращается в группирующемся вокруг Лоренцо Великолепного кругу гуманистов, поэтов, художников и кутил и (по словам анонимного биографа Леонардо) выполняет некоторые мелкие работы для самого Лоренцо. Он заводит знакомство и с мастером Чеккой Флорентийцем — крупнейшим инженером в городе, с Леоном Баттистой Альберти — крупнейшим в Италии теоретиком искусства и техники Об отношениях Леонардо и Чекки нам ничего не 
известно, так что наше утверждение является не более чем гипотезой. О личных отношениях 
Леонардо с Альберти мы также сведений не имеем, но зато большую часть произведений 
Альберти Леонардо знал прекрасно, из чего обычно и вполне закономерно заключают о 
знакомстве его с автором этих произведений. Общение с ними, несомненно, толкало Леонардо, который с юных лет всегда хотел делать все лучше всех, на соперничество с ними, усиливало его интерес к техническим проблемам, заставляло заниматься ими серьезнее и тщательнее, ибо гуманистические, чисто литературные и исторические интересы были, как мы уже отмечали, в значительной мере чужды ему.

Произведений времени его ученичества мы не знаем; начиная же с семидесятых годов появляются уже более определенные сведения о произведениях, а дальше и сохранившиеся работы. Вазари рассказывает подробно о том, как сер Пьеро, по просьбе одного из своих крестьян, дал Леонардо расписать круглый кусок фигового дерева. Такие куски дерева, так называемые "тондо", и до сего времени украшают лавчонки торговцев всякой мелочью в итальянских городках; они были, очевидно, и тогда излюбленными украшениями домов невзыскательных поселян. Молодой художник, получив грубый и неровный кусок дерева, решил подшутить над заказчиком. Вместо того чтобы, как наверное ожидал отец, нарисовать на тондо наспех что-нибудь легкое и понятное, не отрываясь сколько-нибудь серьезно от настоящих больших работ, которыми уже в это время он был занят, Леонардо весь отдался своей причуде. Он начал с того, что выровнял и отделал надлежащим образом поверхность тондо. Затем он заперся в отдельной комнате и приступил к работе. Задачей, которую он себе поставил, было создать изображение, вселяющее ужас, почти подобный тому, какой вселяла, по преданию, Медуза. Для исполнения своего замысла Леонардо натащил в свою закрытую комнату всякого зверья — хамелеонов, ящериц, сверчков, змей, летучих мышей и т. п. и стал комбинировать из них свое чудовище, которое он хотел изобразить вылезающим из расщелины скалы. Из открытой пасти комбинированного страшилища разливался яд, из глаз вылетал огонь, а из ноздрей дым, так что все вместе представлялось в самом деле чем-то чудовищным и страшным. Увлекшись не на шутку работой, Леонардо просиживал в своей комнате дни и ночи. Другая работа стояла, звери дохли и наполняли комнату тяжелым зловонием, а молодой франт, не замечая ничего в своем увлечении, старался склеить своих зверей так, чтобы созданное его руками страшное чудовище оставалось все же похожим на что-то живое, было правдоподобным. Наконец, когда и отец и заказчик-крестьянин давно забыли о своем незначительном поручении, работа была окончена, и Леонардо попросил отца зайти за тондо. Отцу он, однако, не просто показал свое произведение, а попросил его обождать в другой комнате, сам же расположил свое произведение так, что весь слабый свет, проходивший из задрапированного окна и освещавший комнату, падал прямо на картину. Вошедший на зов почтенный сер Пьеро, попав в полутемную комнату, в которой ярко выделялось только отвратительное, выползавшее на него чудовище, отшатнулся и вскрикнул, чем доставил громадное удовольствие сыну, принявшемуся его успокаивать и объяснять замысел работы. В результате, понимавший толк в живописи, но расчетливый и прижимистый, как полагалось хорошему нотариусу, сер Пьеро с похвалами и благодарностями забрал работу сына, но по дороге зашел в первую попавшуюся лавчонку, купил грошовое тондо с изображением сердца, пронзенного стрелою, и отдал его заказчику-крестьянину, который остался ему благодарен. Произведение Леонардо Пьеро спустил за сто дукатов каким-то купцам, перепродавшим его скоро герцогу Миланскому за втрое более высокую цену.

Предыдущая страницаСледующая страница